Свои последние школьные летние каникулы я работала в соседском детском саду нянечкой, на полставки. Уж очень мне хотелось личный магнитофон, мои же родители считали, что одного на семью вполне достаточно. Магнитофон я так и не купила, стало жалко заработанных денег…
Деньги отдала маме в семейный бюджет. Гордилась потом весь год, хотя мама их тут же потратила на меня - но рассказ совсем не об этом. Таская тяжелённые кастрюли с супами и кашами на второй этаж в старшую группу, я узнала в поваре пожилую женщину из дома, напротив. Наши дома стояли рядом, образовывая общий двор, мой новый девятиэтажный и напротив, старая пятиэтажка, хрущёвка. Именно в ней жили все мои друзья и подружки. Так что невольно я знала почти всех обитателей небольшого дома.
Повариха была женщиной доброй, мягкой, домашней. Ребятишек любила, свои выросли, сын уехал куда-то за Урал, а дочь вышла замуж и жила в другом районе города. Родила ребёнка, но как-то справлялась сама и к родителям приезжала редко. Лето кончилось, и я пошла в школу. Строго решив, что дети — это не моё совсем, решила быть художником-оформителем (рисовала неплохо).
Хвалили меня в школе, друзья, а родные особенно. Прибежала ко мне как-то девочка из соседского дома с просьбой нарисовать для неё исторические причёски, она училась на парикмахера, рисовать не умела и справедливо считала, что и не нужно ей это. Учителя считали по-другому, и пришлось мне рисовать ей и ещё двум её подружкам дипломные работы… Меня потом туда учиться звали, уж очень всем понравились срисованные мной с иллюстраций головы Наташи Ростовой и двух античных богинь. И пока я рисовала, девочка рассказывала мне всякие новости. И рассказала мне, что её соседка, моя знакомая повариха из детского сада, тяжело заболела...
И муж её очень переживает, видели его плачущим во дворе, где они с мужиками, обычно по выходным, «забивали козла». Люди хоть и старые уже, ей-то 56 уже было, а мужу так и вообще 60, они уж на пенсию собирались оба уходить, но всё равно жалко их, соседи хорошие, не скандальные, и пахнет всегда выпечкой на лестнице… Чем заболела, повариха никто не знал, но с работы она ушла, стала редко выходить из дому, к врачам не хотела обращаться. После того как ей вызвали скорую и приехавший на вызов фельдшер назвал её симулянткой и отбил желание лечиться дальше.
Перед Новым годом я видела повариху, гуляющую во дворе с мужем, вид у обоих был несчастным и болезненным. Мне жалко их стало и подумалось, что старость всё-таки страшная штука.
Пришла весна, всё цвело и благоухало, но нам, десятиклассникам, не до её красот было.
Мы готовились к экзаменам, по-всякому, и шпаргалки писали мелким бисером на длинных бумажных ленточках, сворачивая их маленькими гармошками и честно учили билеты любимых предметов.
Вечерами после сданного очередного экзамена, мы собирались во дворе. Гам стоял дикий, делясь впечатлениями мы орали и хохотали как сумасшедшие. Жильцы домов на нас ворчали, но особо не гоняли, мы сами расходились к десяти вечера. Родители тогда были в авторитете и ослушаться их никто из моих друзей не стремился.
У меня вообще лимит гуляний был до 9 вечера летом и до восьми зимой, папа стоял насмерть с этим комендантским часом, и я не могла вымолить себе ещё хотя бы полчасика аж до самого́ замужества...
Только один раз нам сделали строгое замечание и разогнали. Когда отгуляв выпускные в разных школах, мы собрались во дворе, купили бутылку шампанского и выпили её компанией из девяти человек, бурно поздравляя друг друга с началом взрослой жизни и здесь нам влетело как следует от мужа поварихи, его поддержали другие соседи с балконов, призывая к нашей совести... Ушли мы озадаченные, не понимая, о каких младенцах идёт речь, ведь никаких свадеб за последний год не было, и беременных не замечалось. Вскоре я узнала ошеломляющую историю, в реальность которой мой юношеский мозг отказывался верить.
Болеть повариха стала неожиданно для себя и мужа, здоровье раньше её не подводило, болела сезонным гриппом, как все, но без осложнений и не каждый год.
Сначала её донимал желудок, грешили на грибы хоть и собирали, и готовили сами, но могли и ошибиться, взять какой-то несъедобный. Потом стали появляться отёки и слабость, головокружения и от этого всего настроения менялось, как весной погода. Как-то не смогла встать с постели, такая слабость одолела, и муж вызвал скорую. Тогда она толком объяснить свои жалобы не смогла и врач на скорой разозлившись отчитал и её, и мужа за бесполезный вызов и надолго поселил в этой, немолодой уже, паре чувство вины и страха перед врачами. Да и к какому врачу идти с тошнотой и необъяснимым слюноотделением?
А потом, когда её тело стало наливаться жидкостью и живот вырос, здесь уж стало ясно, болезнь прогрессирует, но повариха упёрлась и лечиться отказывалась, пока муж наконец решился и признался взрослой дочери, что с матерью совсем плохо. Дочь на то время вышла из декрета, ребёнка отдала в садик и началась у неё «весёлая» жизнь с бесконечными детскими больничными и работой на дому, благо была она бухгалтером и ей разрешали брать работу на дом. С родителями последние полгода общалась по телефону, да и то не особо вникая в подробности.
Бросив свои дела дочь примчалась и без разговоров вызвала скорую.
В больнице повариху осмотрели и отправили в роддом, где через две недели сделали кесарево...
Все приходили посмотреть на старородящию, ей тогда было полных пятьдесят шесть лет и удивлялись, как это она не заподозрила беременность, даже когда ребёнок зашевелился.
Повариха в больнице пробыла долго, опасались за её здоровье после операции, да и ребёнок родился недоношенным.
Вместе с её сыном, в соседнем боксе лежал отказник, он никогда громко не плакал, будто понимая свою ненужность. Лежал и попискивал слабенько, жалобно кривясь поскуливал безнадёжно, отчего сердце приходившей навестить своего ребёнка поварихи сжималось и дышать становилось трудно.
Один раз не выдержав, взяла на руки брошенного младенца и прижала к себе, стала баюкать, шепча ему в темечко ласковые слова, младенец вздохнул несколько раз будто прислушиваясь, и затих, блаженно улыбаясь.
Бумаги на усыновление у них не приняли, ссылаясь на почтенный возраст.
Выписывалась повариха из роддома с тяжёлым сердцем, муж горестно вздыхал смотря как страдает его жена, но что он мог сделать? «Будем ездить к малышу, пока кто-то его не усыновит» неловко успокаивал жену. И сам понимал бесполезность своих слов. Им предстояло нелёгкое время, хоть был их ребёнок спокойным и здоровым, невзирая ни на что. Ежедневные хлопоты и заботы вряд ли оставят много свободного времени, и на пенсии уже не очень-то и проживёшь с маленьким, поэтому новоиспечённому отцу нужно было работать дальше, и жили они далеко от дома малютки, куда готовили передать отказника...
Мальчика усыновили. Дочь поварихи с мужем. Собрать все документы на усыновление и в то время было нелегко, но документы — это не самое важное на пути к усыновлению. Каким же счастливым должен быть брак, где оба имея родных детей, готовы взять в семью чужого ребёнка. В этом же случае, понимая, что и рождённый не очень молодыми родителями ребёнок, скоро будет нуждаться в их опеке.
Какими благородными сердцами они должны обладать, чтобы принять такое решение, и какой твёрдостью духа, дабы не дать общественному мнению себя переубедить. Наверное, на небесах, им бронируют места в раю, автоматически прощая все мелкие и не очень, прегрешения, совершаемые ими на протяжении дальнейшей жизни, неизбежно совершаемые, потому что они все же люди...
Когда я уезжала из Киева, мальчишкам было по шесть лет, они часто гуляли вместе, при этом один называл помолодевшую повариху мамой, а второй бабушкой, не задумываясь почему так…
Да и в самом деле — какая разница...
P.S.
Дожили мои бывшие соседи до 80 с хвостиком лет и умерли в один год, как в сказке.
Успев вырастить и выучить своих младших мальчишек...
Вы должны войти, чтобы оставить комментарий.