https://author.today/reader/117076/1031007
Начало
https://author.today/reader/117076/935188
Я – ОГНИЩАНИН. На моей груди, разливаясь лихим перезвоном, отдавая какой-то цыганщиной, красуется знатная цепь чистого серебра. На ней медальон с выбитой, скорее стилизованной, кабаньей головой. Знак того, что я – огнищанин! Не думал, не гадал, что ожидает меня ко всем прочим моим приключениям… еще и карьерный рост. Удивительно! Невероятно! Невероятные приключения м.н.с. Улетова... а что хорошее название для автобиографической повести или даже романа. Напишу ли?..
****
В общем, братья решили видимо привязать к себе крепко-накрепко, а потому даровали теплое местечко с перспективой... Кто такой огнищанин? Во-первых, так называли независимых хозяев, полноправных свободных глав семейств – большого двора – огнища. Во-вторых, при дворах знатных нарочитых мужей огнищанин – кто-то вроде эконома, мажордома, главного распорядителя по хозяйству и иным делам. И входил он опосредовано в служебную систему, связанную с самим князем. Вот какой головокружительный карьерный взлет...
**** Но чудеса творились не только со мной, но и вокруг. Брачные узы Мала и Ольги на моих глазах обретали совершенно неожиданный характер. Искоростень все более играл роль стольного града. Ольга, перебравшись в бывший центр мятежа, взяла с собой и часть киевского истеблишмента. Нарочитые мужи, дружина – все, кто не связан был с вечем – городским самоуправлением служили теперь Малу и Ольге. В Киеве оставались тысяцкий, сотские и прочие выдвиженцы люда. И минуло-то всего-навсего полгода, а перемены были разительными. Можно было говорить о переносе столицы в Искоростень. Мал, вместе с Ольгой, принимал иноземных послов. Свое почтение поспешили засвидетельствовать Моравская держава, Болгары, Немцы…
****
Киев смирился. Впрочем, люд киевский как будто тяготился тяжким державным бременем и с охотой принял перемены. К тому же древлянам сочувствовали многие из киевских городских низов. Звезда Киева отнюдь не закатилась в одночасье, он, скорее, сохранял значение второй столицы. Что ж, в истории такое бывало часто. Но ведь об этом ни слова, ни намека – ни в летописях, ни в других источниках. Да это же открытие! Впрочем, один «намек» все же был найден. Былина «искоростенька». Тогда было непонятно, а теперь вроде как все встает на свои места... После введения в курс дела, я уверенно взял бразды правления обширным хозяйством братьев в свои руки. А владения их далеко не ограничивались двором. Для мобильности мне выделили «добра коня». Свои обязанности я выполнял, будучи опоясан коротким мечем; с плеч свисал, а когда и развивался по ветру пурпурный плащ заморского сукна, застегнутый серебряной фибулой с замысловатыми завитками. К этому великолепию добавим шапку, отороченную собольим мехом. В общем, одет я был, как подобает представителю… эксплуататорских классов, если следовать давно забытым определениям марксизма-ленинизма. Элита Древлянской земли, хоть и боролась за свободу, сама была не чужда… зачатков феодализма. Конечно же, это далеко не ужасы рабства или позднего крепостного права: все в очень мягкой гуманной форме добровольных почти что подарков и подношений. Такими вот «мягкими феодалами» оказались и мои благодетели. При этом многие из эксплуатируемых были их дальними родичами – простыми земледельцами. В знак почтения к более «старшим» в родственной иерархии они поставляли ко двору всякую снедь, питие и прочие блага. Взамен могли рассчитывать на всяческое покровительство, как бы сказали в лихих 90-х годах XX-го столетия, – «крышу». Такое вот раннефеодальное кумовство. В мои обязанности входило объезжать «подданных» и делать «заказы». Возникала такая потребность, как правило, накануне того, как к братьям съезжались родичи и «побратимы». Съезжались не просто так – на родовые торжества, поминовение усопших, поклонение щурам. Ревностно соблюдались и все праздники, связанные с языческим культом. Вот по таким-то случаям и собирались «гостинцы» – то бочонок меда, то гусь, то окорок... Это было что-то вроде мини полюдья, подобно тому, как киевские князья обходили подвластные земли. Но, как выяснилось, были среди таких данников не только родственники, но и так сказать «сторонние» из пришлого люда. Оформлялись зависимые отношения так. Братья помогали кому-то из рода или большой семьи обустроиться на новом месте, хлопотали перед князем о выделении земли, помогали кому-то из новоприбывших поступить на службу. Взамен те вроде бы добровольно в знак благодарности также поставляли ко двору братьев то, что те предпишут. В общем, все это прекрасно вписывалось в отношения «патрон – клиент», хорошо известные патриархальным общественным отношениям. Так, в Древнем Риме патрон – «сильный мира сего» – являлся законным попечителем и защитником, «опекаемого» им клиента. Те в свою очередь сопровождали своих патронов на войну, подобно поздним вассалам. Выполняли прочие поручения. Такие отношения между патроном и клиентом существовали на протяжении многих поколений и во многом напоминали кровное родство. Клиентела существовала у древних галлов, ирландцев, германцев... Именно в ней коренится вассально-феодальная организация средних веков. Кстати, в эту схему «патрон – клиент», по сути, укладывался и я… будучи «клиентом» по отношению к братьям – «патронам».
****
«Клиентами» братьев оказались и… мои знакомые из «прежней» жизни – не обманулся я, когда на краткий миг заприметил их на свадьбе Ольги и Мала. И вот встретил их вновь. Удивительные, непередаваемые чувства!
****
Как-то раз братья дали поручение: «Есть двор за стенами града. Должен вызреть у них порося. Проведай, а заодно узнай насчет меду доброго». И вот я на месте. Топчется мой ретивый конь у частокола, лает надрывно целое полчище собак. «От Боряты и Горяты», – что есть мочи приветствовал я хозяев. За стенами вняли моей вежливости, послышалась возня, собаки мало-помалу прекратили свой концерт. Крепко на совесть скроенные ворота распахнулись… я чуть не потерял дар речи. Был ошарашен, ослеплен, не верил своим глазам… Передо мной предстал Сновид собственной персоной. На заднем плане грудились, наверное, все его домочадцы числом более десятка – от мала до велика. По левую руку от главы большого семейства стоял Божедар, по правую – Любята.
-Добро ли дошел, добрый человече и с чем пожаловал? – степенно, как подобает достойному мужу, вопросил Сновид. Поборов замешательство, я спешился.
-Пожаловал за гостинцами, – таков был мой ответ. -Мед почти вызрел, а вот порося еще бы нагулялся, – вступил в разговор Божедар. – Ступай во двор, попотчуем, как велит Велес.
****
Это было крепкое хозяйство. Частоколом огорожен немалый участок земли, и видно было, что владеют им трудолюбивые люди. Все строения были возведены с любовью и умением, и хотя были они из бревен, но смотрелись очень живописно: были украшены затейливой резьбой, коньками, личинами богов, да щуров. По сути, целый поселок для большого родственного союза, объединявшего несколько малых семей, с большими домами, огородами, малыми полями. Гоготали любопытные гуси, кудахтали куры, мычали в хлеву коровы, резвились поросята. Я ступал по деревянному настилу, гуси норовили ущипнуть за ноги, поросята бросались под ноги – их отгонял мальчик-подросток. В глубине подворья на небольшом пространстве между домами тянулся, словно бахвалясь гостеприимством, длинный стол. Меня усадили во главе его, рядком сели Сновид, Божедар и Любята. Подошли еще люди, их я знал смутно – вроде были и знакомые лица… из хроновизора. Все чинно расселись. А вот и гостинцы: молодой парень несет на плече бочонок меду. Водрузив его на стол, удалился, и вскоре принес дюжину не меньше деревянных ковшей, нанизанных на палку. Перед каждым был поставлен ковш, а затем появились и пироги в большой деревянной лохани. Пирушка началась, к столу был приглашен и «официант». Расспросы о том – о сем, здоровье братьев и самого князя Мала, к коему весь древлянский люд относился с большим пиететом… Все это, в общем-то, проходило традиционно, как и у других «поданных», дворы которых я объезжал. Но тут было что-то особенное. Не передать словами то чувство. Конечно же, удивительная встреча с давними знакомыми «в реале». Я будто у своих – почти «родственников». Переживал за их судьбу...
**** Меня пристально разглядывал «официант», – тот самый, что приносил мед, ковши, блюдо с пирогами, а потом наравне со всеми сел за стол. Я ловил на себе его взгляд не раз и не два. Он словно изучал меня под микроскопом. Несколько раз окинул его со своей стороны бегло взглядом. «Какой-то он не такой. Что-то в нем не то», – мысли промелькнули также сумрачно, как и ушли.
**** «Медом добрым всегда делиться рады, – промолвил, знаменуя итог беседы Сновид. Ты, мил человек, вот что – можешь к нам лишний раз не наведываться, присылать тебе будем гостинцы сами вот с этим челядином, – он кивнул в сторону “официанта” – Сила поди-ка ближе. Ты разтолкуй-ка ему, как ехать к вашему двору. Скоро наберет вес порося, тогда пришлем с ним, да и мед к тому времени войдет в самую силу», – продолжил Сновид в манере каламбура. Тот, кого назвали Силой, подошел ко мне. Это был добрый молодец лет двадцати пяти – двадцати семи. Темно русые волосы были острижены под горшок и слегка вились, обрамляя чело. Тонкие усы и бородка дополняли образ простого парня – земледельца, охотника, ремесленника – мастера на все руки. А руки были действительно натружены, большие ладони, казалось, могут гнуть подковы. Он был среднего роста, но угадывалась большая физическая сила, может, поэтому его так и зовут. Взгляд умный, цепкий. Карие глаза вкупе с темнорусыми волосами делали его непохожим на остальных. И не только на семейство Сновида. Народ здесь в большинстве имел светлорусые, а то и блондинистые волосы, и светлые – голубые, серые глаза. Чужак? Его личность как-то сразу заинтересовала меня. «Ну, сказывай, как на двор ваш ехать и когда бываешь дома?»… (что-то притормозил я, задумался, рассматривая незнакомца и размышляя). Я стал объяснять, как добраться ко двору братьев. Сила задавал уточняющие вопросы. Говорил он по-древлянски, но с каким-то легким акцентом. Что за интересный фрукт? В завершение сказал, что порося будет набирать вес еще недели три. Да и меду хорошо бы постоять столько же. Оставалось ждать...
****
Жизнь меж тем текла своим чередом. Я освоил азы… местной бухгалтерии и грамоты. Использовали тут для записей знаки вроде рун и греческое письмо. Все это было разрозненно и бессистемно, так что на разных улицах порой писали по-разному, да и записи использовались для мелкого хозяйственного учета и торговли. Что ж, бухгалтерию можно, по праву считать… одной из древнейших профессий. Быть может, на заре истории первобытный охотник подсчитывая добычу, делал зарубки на кости или наносил таинственные знаки на каменных сводах пещеры, совершенно не подозревая о том, что задает очередную головоломку будущим археологам... Большая часть знаменитых вавилонских клинописных глиняных табличек – учетные записи. Их бережно хранили; высохшие таблички заворачивали в глиняные конверты, а чтобы текст не прилипал к оболочке его посыпали глиняной пылью. Обработанные, таким образом, документы хранили в специальных хранилищах – «архивах», где, уберегая от сырости, подвешивали корзины с табличками к потолку. Первые описи известны и в Древнем Египте, где каждые два года проводилась инвентаризация всего движимого и недвижимого имущества. Египетские жрецы практиковали и то, что позднее получило название финансовый контроль: писец, отмечавший, какие продукты будут выданы, и тот, который фиксировал реальную выдачу – подводили итоги своей работы, проставляли итоговые цифры с обязательным выведением итогового остатка. Затем особый чиновник проверял их, сопоставляя эти данные между собой. Нет ничего удивительного в том, что подобие учета существовало у древлян, думаю, и у других племен.
****
Я освоил и здешний «калькулятор». Он представляет собой связку с черными и белыми костяшками наподобие четок и узелками между ними – с помощью этого нехитрого инструмента вел учет и контроль. Братья в любой момент могли затребовать отчетность и, ежели что не так, примерно спросить. Хорошо хоть не заставляют делать письменных отчетов. А в письменности-то, оказывается, древляне знали толк. Как выяснилось, «азбука» без устроения, которой владели многие из торгового люда и ремесленники – это только одна сторона медали. Как понял из разговоров братьев, у князя Мала в штате находился летописец, который фиксировал деяния и был это никто иной, как верховный волхв всей Деревской земли. При этом у Ольги также имелся хронографист – монах из Болгарии. И вот задумали теперь свести все записи воедино – создать что-то вроде начального летописного свода, а далее вести летописание по всем правилам сего жанра. Небывалое открытие! И идут эти открытия одно за другим! Монах из Ольгиного окружения, сперва, смотрел на языческого летописца свысока. Но вроде смирился, и будет разбирать записи, перекладывать правильным письмом. А баюны чуть ли не каждом углу услаждали слух свежими сказаниями о князе Мале. Волхвы на торжищах перед народом изрекали проповеди, благодарили богов. То и дело пировали прямо на улицах, выставив столы, принося в жертву и черного петуха, и пеструю корову. Угощали всех. Мед лился рекой.
**** На моих глазах происходила почти что революция сверху – своего рода отмена крепостного права (пусть и в зародышевой легкой форме). На волю отпустили многих пленников, рабов (были среди них и те, кого посадили на землю – дали надел за треть урожая – теперь они отдавали только десятую часть). Отпустили восвояси пленных полян. Очень интересные проходили процессы...
****
Заметил я в братьях перемену. Озабоченность, задумчивость, словно постоянно грыз их червь сомнений и размышлений. И как-то за вечерней трапезой прояснилось причина – выпив по паре добрых чар меда, братья развязали языки, начав, впрочем, издалека. «У вас у болгар вера Христова. В чем ее суть?», – раздумчиво, взвешивая каждое слово, вопросил Борята. Я весь сжался как пружина – не хватало мне еще вступать в богословские диспуты. Поди, начнут меня сейчас агитировать за первородную языческую славянскую веру, как намекали ранее на женитьбу. «Веруем в святую троицу – отца и сына, и святого духа», – отвечал я, как по писаному, надеясь, что дальнейший разговор этим будет исчерпан. «А где воздаете мольбы и требы?» – таков был следующий вопрос…
****
Язычники предпочитали для богослужений открытые места, как-то рощи поляны, родники и ручьи. Так было и в Киеве, и в Искоростене, надо думать и в других местах. Но были и храмы иного рода, то есть крытые строения, и предназначались они для избранных – сходились туда лишь нарочитые мужи, дружина, бояре, высшие волхвы. Простому люду запрещалось даже и близко подходить к таким сакральным местам. Видимо и здесь проявлялись зачатки феодализма, а может быть отголоски кастовой системы, как у древних индусов. В общем, эти капища были чем-то вроде закрытых корпораций, орденов. Но мне все же удалось разглядеть один из них с достаточно близкого расстояния, несмотря на все запреты.
Как-то Горята поручил мне доставить Боряте некое письменное послание – свернутую в трубочку и перевязанную лентой бересту. Да-да, уже тогда, оказывается, существовали грамоты на этом природном материале. Послание было срочным, а потому надлежало доставить его прямо к культовому месту, где Борята, видимо, общался с высшими силами. Его брат строго-настрого наказал не приближаться к капищу, а дожидаться в условленном месте… Но, где наша не пропадала! Храм языческий отстоял от града Искоростеня не слишком далеко, но вроде бы и рукой подать, и в то же время находился он в весьма укромном, можно сказать, потаенном, холмистом месте – очень живописном, обособленном, как отдельная страна в географическом, естественно, смысле. Храм (скорее, целый храмовый комплекс) покоился в низине; обозревал я его с возвышенности. Собственно, капище было окружено тыном, но не из бревен, а из больших продолговатых валунов, поставленных вертикально, от чего напоминало знаменитый Стоунхендж.
Но… присмотревшись, увидел, что валуны были украшены выбитыми изображениями. За этой преградой я узрел несколько кругов выложенных из камня, идолов искусно вырезанных из дерева и расположенных в определенном порядке… Требище (то есть собственно храм) представляло собой длинный дом с островерхой крышей, сводами, подобием куполов. Низ строения был каменный, а верх – деревянный – из бревен одинаковых как на подбор, выбеленных белой краской. Бревна эти украшала красная роспись, словно вышивка на льняной рубахе. Виднелись и вырезанные и раскрашенные барельефные изображения, в которых угадывались Семаргл, триединый Род, Велес. От всего этого веяло какой-то озорной языческой природной радостью и весельем. Я наблюдал все это великолепие с расстояния метров с двадцати, найдя укромное место в зарослях орешника. Ближе, памятуя о строгом наказе, приблизиться не отважился. Налюбовавшись творением языческих зодчих, отправился на то место, где должен был встретиться с Борятой. Послание я передал и отправился по своим делам....
Вы должны войти, чтобы оставить комментарий.